|
(Публикуемый отрывок
относится к началу 1932 года, когда шведские
бригады давали высшие показатели и вели за
собой Апатитовый рудник).
I.
Над замкнутой тундрой, над
снежным прибоем
Из города видно – Взгляни! –
Горят на горе в напряженных
забоях
Сквозь ночь Заполярья огни.
И страх перед тундрой уходит,
неведом,
Скрипя перетянутой кожей тужурок.
И в шведский забой поднимаются
шведы.
Бригада – Иогансон и Стюрк...
А ветер напорист. Он шарит в
карманах,
Он крутит снега за собой.
Другая бригада – Касков и
Романов.
Идет в комсомольский забой.
Гора открывает крутой поворот.
Другая бригада инструмент берет.
И как по команде, взмахнувши
древками,
Четыре кувалды врезаются в
камень.
II.
Развернутый ветер идет по
уступам,
Гремя на площадках, по склонам
скользя.
И можно замерзнуть под волчьим
тулупом,
Но просто стоять перед ветром
нельзя.
Он мрачен – забой, он размаху
не дал бы,
Он рад бы тебя схоронить под
собой,
Но взмахами черной каленой
кувалды
Ребята всю смену кромсают забой.
Ударят по камню и камень ответит,
Нетронутым звоном, упруг и упрям.
Сорвется второй, перекинется
третий,
И только четвертый по шрамам
отметит,
Разломит породу напополам.
И вот уж кувалды не знают пощады.
И мышцы звенят. И тулупа не надо.
И кучами острых неровных кусков,
Руда пол-забоя займет...
Тогда за лопату возьмется Касков,
Романов лопату возьмет,
И встанет на прочной проверенной
раме,
На рельсах, уложенных точно и
метко,
Качая откинутыми бортами,
Ворочая кузовом, вагонетка.
И будут лопаты звенеть в
лихорадке,
И руки Каскова покроются потом,
Чтоб вовремя вышла в ворота
откатки.
Такая напористая, работа.
Не важно, что ветер,
что жарко, что жжет.
Тяжелые тонны выходят под счет.
И так до конца,
через смену, запоем
Ребята ломают богатства забоя.
И стынет забой. Он разбит,
побежден.
Пусть норма тринадцать,
четырнадцать тонн.
В промокших рубашках уходят со
смены.
Их вниз провожает прирученный
ветер,
Салютует им боевая сирена,
Им звезды мигают, им сполохи
светят.
Горячие сполохи северной ночи.
Ребята шагают (спускаться короче).
И в пыльные ноздри врывается
новый
Щекочущий запах горячей столовой.
III.
Ни ветер, ни звезды не могут
помочь.
Над шведами стынет рабочая ночь.
Кувалды и руки и камни с земли.
Удары наперечет.
Они из Швеции привезли
Холодный и точный расчет.
Пока в вагонетки и забое другом
Лопаты куски кладут.
Они соберут трехугольным
скребком
Разбросанную руду.
А жирная почва рудою богата.
На что им не емкая лопасть лопаты?
Хоть тоннами сразу бери с земли,
Хоть сыпь по равнинам дорог...
Они из Швеции привезли
Простое орудие – совок.
Он встанет на землю участником
битв
(Простое железо, согнутое круче),
Он ржавчиной тронут, невзрачен на
вид
С двумя немудреными сгибами
ручек.
Скребок начинает работу и сразу
Он полон упругой рудой до отказу.
Совок! он тяжел, не поднимешь на
грудь.
Не бросишь наверх, как лопату,
руками...
И хитрый Иогансен привстанет
чуть-чуть
На точно положенный правильный
камень.
(Чтоб сыпалась в кузов руда,
беспокоясь,
Чтоб тяжесть поднять не на грудь,
а по пояс...)
Совок опрокинется, и опять
Кувалды идут в наряд.
И с каждым совком прибавляется
пять
Больших полноценных лопат.
А лица спокойны. А руки степенны.
И кажется, медленно движется
смена.
И кажется – не перетянут весы,
Не показать лица.
...А смена размерена как часы,
А смена разгадана до конца.
И каждая смена – бессменный
закон,
Семнадцать сплошных
патентованных тонн.
И гордые шведы смеются над планом...
IV.
Отсюда он весь открывался, овраг.
Ни дому, ни дереву некуда деться.
Спустишься вниз –
комсомольский барак,
Чуть-чуть на пригорке –
шведский.
Друг другу, как два фонаря,
В обоих бараках окна горят.
Ребята сидят за дощатым столом
И каждый думает о своем.
...О дальней деревне наполненной
летом,
О девушке, дома оставшейся где-то...
Но через туман деревенских
карнизов,
Над лошадью, мчащейся в пыли
дорог,
Встает неизменный, упрямый как
вызов,
Как щит победителя –
шведский совок.
1932 г.
|